Я смотрю все здесь рассказывают о своих увлечениях спортом… ну что ж, и я «со спортом подружусь». Готовимся к лету. Банальность, на так и будет это звучать.
В последнее время я так активно налегала на сладости и вкусности, что уже как бы перестаю нравиться себе в зеркале, а то самое заветное расстояние между ногами постепенно исчезает, и внутренние стороны моих аппетитных ляшек медленно, но верно тянутся друг к другу.
Этой их встречи никак нельзя допускать. Совсем. Да и на внешней стороне появились «уши». Жуть. Где же тот спортивный вид, который был всё лето и осень? Что со мной сотворили новогодние салатики, кофеточки на работе, сидяче-лежачий образ жизни и праздничная выпечка?!
Поэтому с сегодняшнего дня я окончательно и бесповоротно беру себя в руки и занимаюсь дома. И упражнения мои заключаются не в спортивных нагрузках, беге или тренажерном зале. Буду танцевать.
Сразу же на ум пришли наши танцы из мюзикла, которые я вспомнила и воспроизвела после универа. Ну ведь летом-то я из-за этого мюзикла ой как сильно похудела. «Как будто тебя с креста сняли» — говорила мама. Так что — да здравствует «Грейс-мюзикл»!
Скажи, может быть что-то осталось? Хоть одно слово...
Пиши. В разные стороны. Вряд ли встретимся снова.
---
Скажи, ты ведь по мне так же сильно скучаешь, как и я по тебе, ведь правда? Жаль, что из моего окна не видно твоего неба.
Мне очень хочется позвонить тебе. Но я предусмотрительно удалила все номера. Связь поддерживаю только по интернету с твоими родственниками. Но ведь глупо будет им рассказывать, как сильно я люблю тебя. Они, наверное, посмеются и набьют тебе цену.
Мне хочется отправить тебе сообщение. В нем ты бы прочел, как сильно нужен мне.
Нельзя. Я должна держать марку. И я не должна прощать.
Хотя кого я пытаюсь обмануть? Чем ближе лето, тем чаще меня посещают мысли о тебе. И уже даже не после опьянения, а по-трезвому, что просто пугает.
Я не знаю, что делать. Любой мой поступок будет исковеркан и расценен, как повод поскандалить.
Погибаю.
---
Нет в мире таких объятий, которым не суждено было бы разомкнуться. Жаль.
---
А знаешь, мне бы сейчас старый дешевый мотель, розовое шампанское и песню «Враг мой, бойся меня».
Пару дней назад мне написал Жоржи — знакомый из Грузии. С ним мы работали прошлым летом в одном отеле. Надо сказать, что о себе он оставил только положительное впечатление — воспитанный, интеллегентный молодой человек, прекрасно говорит по-английски и хорошо по-русски, уважительно относится к окружающим, с чувством справедливости и собственного достоинства. Словом, хороший, честный парень — этот Жоржи из Грузии, такого редко можно встретить в Турецкой анимации.
И пишет мне он, что набирает на лето команду, так как этим летом он собирается впервые попробоваться не как аниматор, а как шеф анимации. Просит ничего об этом другим аниматорам из нашей команды не рассказывать, говорит, что знает мой характер, видел, как я работаю и ему нужен такой кадр, как я.
Спору нет, приятно — не то слово. За весь зимний период мне писали многие шефы, менеджеры, знакомые и предлагали работать в их команде летом 2015 года. И из всех из них, именно Жоржи вызывает у меня доверие. И я, поблагодарила его за замечательное предложение, сказала, что жду новостей об отеле, документах и прочем, и объявила маме, что поеду работать именно к Жоржи из Грузии.
И вот вчера, иду я вся такая на экзамен в универ, с музыкой в наушниках, мыслями о предстоящем лете и немноо — об экзамене. Закуриваю возле универа. И тут мне звонит радостная Канка, и восторженным голосом сообщает, что недавно ей писал Жоржи из Грузии и приглашал в свою анимационную команду, т.к. он в этом году станет шефом анимации, и у нас будет там замечательный отель и не будет совсем никаких проблем с документами.
У меня аж всё упало внутри.
Наверое сейчас я буду говорить, как самый дерьмовый друг в мире. Да, мы с Канкой работаем вместе. Да, мы с Канкой таскаемся вместе по всяким злачным заведениям и магазинам. Но о небо, я не хочу опять ехать с ней!!!
Летом 2014 года я имела неосоторожность все-таки зазвать ее с собой в анимацию. И как вы думаете, что было там? Всё лето я слушала о том, что у нее болит попа, шея, голова, появился откуда-то синяк, надо постирать платье, когда она придет домой, надо выкинуть пачку от сигарет, потому что сигареты кончились… то есть всё то, что посещает ее голову (а мыслей у нее, поверьте, очень много), и всё то, о чем обычно люди просто думают у себя в мозгах — она озвучивает вслух. Это же можно с ума сойти.
К тому же, она — проблемный человек, с ней постоянно что-то случается, она вляпывается в разные истории и проблемы, решать которые требует от меня.
Но даже это меркнет по сравнению с тем, как много она говорит.
Прошлым летом мы с женихом (теперь уже, к сожалению, бывшим), не могли даже обсудить свои какие-то интересы, свою жизнь, да элементарно поговорить о том, о чем говорят два влюбленных человека наедине. А знаете почему? Потому что мы никогда с ним и не были на этой самой едине! С нами рядом постоянно находилось третье лицо, которое вставляло во все разговоры свои пять копеек. Через два месяца я уже даже возненавидела собственное имя, ибо его произносили слишком часто. А через неделю я попросила ее помолчать хоть минуту. И в результате оказалась виноватой.
И что мне теперь делать? Отправляясь в чужую страну, я привыкла отвечать за себя, отдавать себе отчет в своих поступках или в крайнем случае, за меня всегда отвечал мой мужчина, а его родственники всегда старались мне помочь, но как быть, если со мной в очередной раз собирается человек, за которым придется смотреть, как за маленьким ребенком, всё разъяснять и переводить по десять раз?!
Где-то там умирают от голода Африканские дети, где-то осваивают космос, где-то идёт война… а мне не хватает сейчас Аннушки и наших саркастических вечерних рассуждений в маленьком коридоре, где сушится белье и совсем нет окон.
Летом 2013 года, когда меня впервые привели в ложман, устроеный под сиденья амфитеатра и я, волоча за собой свой чемодан, прошла по тому самому узенькому коридору, увидела скорбно висящие шорты, майки, обнаружила полное отсутствие окон — так, только арки, солнечный свет из которых можно было увидеть лишь высоко задрав голову и стоящие в этих арках пластиковые бутылки с плавающими в них окурками. Узкий коридор со всеми его составляющими производил ужасающее впечатление. Но куда более ужасающее впечатление на меня произвел тогда еще совсем не знакомый мне Дима из Украины, с которым судьба познакомила меня в этом коридоре. Дима, увидев меня, опустил на нос солнечные очки, многозначительно заглянул мне в глаза и пожал руку. «Здесь-то меня и трахнут» — пронеслось в голове и я, разминувшись с Димой, поволокла чемодан дальше, в нашу с Аннушкой комнату.
Аннушка, с которой всё это время я общалась исключительно по интернету, которая пригласила меня работать в этот отель и которая, собственно, была моим шефом в детском мини-клубе, оказалась худенькой и маленькой девушкой с длинными темными волосами. Полу-азейрбаджанка, полу-украинка. Она была старше меня на семь лет.
Вечерами, сидя в коридоре ложмана и потягивая пиво, мы обсуждали не столько работу в мини-клубе и анимации, сколько интриги и заговоры, которые происходили в команде. Всё это было в лучших традициях турецкого сериала — коварные планы, которые мы строили против другой Ани (тоже из нашей команды), насмешки и сплетни над турчанкой фитнес-инструктором Нишенур...
Аннушка делилась со мной своими страшными тайнами о романах и связями с семью молодыми людьми одновременно, а потом бросалась на кровать и рыдала из-за того, что седьмой, Сельчук (самый любимый мужчина), каждую ночь куда-то пропадает.
О похождениях Сельчука можно было говорить часами. После работы, когда ничто не предвещало беды, он мог велеть Аннушке идти в свою комнату и ждать его, но возвращался в ложман только с рассветом, когда все, включая саму Аннушку, уже спали. Когда она заболела, Сельчук отправился в аптеку за лекарствами, пообещав купить еще и мёда для больной Аннушки. Но в следующий раз увидели мы его только утром, выйдя на работу, без мёда и лекарств.
Аннушка, повествуя о своих переживаниях, запрокидывала голову и, держа сигарету в ломких пальцах, дотрагивалась ими до своей щеки, на которой красовалась ссадина от проделанной мною впервые восковой эпиляции.
Я рассказывала ей о своих переживаниях, но на все мои вопросы Аннушка тяжело вздыхала и отвечала «ох, лапка, я не знаю». В глазах ее была печаль о Сельчуке и по всему ее виду можно было догадаться, что она скорее от меня ждёт помощи или совета, чем готова ответить на мои вопросы.
Мне не хватает этих самых вечеров, когда мы с Аннушкой на всё смотрели более трагично, но в то же время и более иронично.
Мне не хватает этих самых вечеров, когда мы втроём, Аннушка, наша подруга турчанка Ханде и я, на трёх языках обсуждали, какие же ужасные мужчины во всем мире.
Мне не хватает этих самых вечеров, когда посреди ночи я вышла покурить, а в ложман ввалился Стас из Украины (который сейчас, кстати, официально женат на Ханде), переоделся в полосатую пижаму и звал меня в «мир радости и счастья», а я же поначалу пыталась его отругать за громкое поведение посреди ночи, но вскоре сама начала хохотать вместе с ним.
Мне не хватает этих самых вечеров, когда мы с тем же Стасом наряжались в костюмы для шоу-программы, раскрашивали лица и шли по ночной улице, прямиком в маркет старика Шендоана за алкоголем.
Мне не хватает тех самых вечеров, когда в ложман, после очередного свидания с туристкой, забегал наш шеф Ибраим и съедал разом все чипсы, которыми мы закусывали.
Мне не хватает тех самых вечеров, когда мы все вместе пародировали нашего менеджера анимации Юнус-бея.
Мне не хватает нашей команды. Моей самой первой анимационной команды лета 2013 года.
Хочется заметить, что теперь «накрывает» не так часто — раз в неделю, наверное. Нет, я не могу сказать, что раз в неделю он появляется в моих мыслях — он из них никуда и не уходил. И не нашлось человека, который его сможет вытеснить оттуда. И больше всего я боюсь, что не найдётся. И больше всего я боюсь обмануться. Говорят же, что лучшее лекарство от любви — новая любовь. Мне страшно от одной только мысли, что я кого-то встречу и приму это за новую любовь.
Но самое ужасное знаете, что? А то, что у меня со временем трагедия переходит в какую-то светлую грусть. И пресловутая «девочка в белом» начинает возвращаться. А с ней возвращается и надежда.
В феврале поклонники «Великолепного века» попрощались с турецким сериалом, который транслировался в России более трех лет с очень высоким рейтингом.
Сердца домохозяек покорила история русской девушки Александры, которая в 1520 году попала в гарем султана Сулеймана. Впоследствии женщина стала любимой женой Сулеймана. А затем приняла ислам, получив имя Хюррем.
Российского зрителя подкупил не только закрученный сюжет «Великолепного века», наполненный интригами и неожиданными поворотами событий, но и очень красивые актрисы.
Хотя, если посмотреть портреты настоящей Хюррем Султан, а не ее сериального образа, то ее тоже было назвать красавицей. По мнению историков, русская жена султана Сулеймана отличалась скорее умом и житейской хитростью, чем идеальной внешностью.
А вот так выглядели реальные наложницы самого реального гарема иранского правителя Насер ад-Дин Шах Каджара, который властвовал с 1848 по 1896 год.
Исследователи пишут, что в гареме у иранского шаха было около 100 жен.
Судя по снимкам, эти женщины по современным критериям красоты далеки от идеала. Да и совсем не похожи на героинь сериала «Великолепный век», в котором все наложницы султана Сулеймана, как на подбор, красавицы.
Если так выглядели любимые жены правителя, то страшно представить, какими же были его нелюбимые жены...
Как-то совсем не вяжется с образом той самой загадочной, горячей, непреступной и роскошной восточной женщины...
Сегодня, выполняя миссию по закупке подарочных пакетиков, порученную начальством, приобрела симпатичную коробочку с цветочными рисунками.
Принесла домой, открыла, собрала по квартире всё, что напоминало об этих отношениях и сложила в коробочку. Рука не поднимается всё это выбросить пока что. Да и никогда, наверное, не поднимется. А так — пусть лежит на шкафу, подальше от глаз, никому ведь не мешает.
